Иконография степной победы

30/05/2005

Достаточно заменить в середине данного заглавия глухую согласную звонкой, чтобы Победа стала «стёбной». Но именно этого больше всего опасался Александр Петровичев – куратор проекта «Победа. Монументы», представленного в дни юбилейных военных торжеств московской галереей «Крокин». «Я хочу, чтобы было соблюдено одно условие: никакого стёба! – наказывал он участникам проекта. – Во всем остальном я готов предоставить вам абсолютную свободу».

Эта задача оказалась как нельзя более созвучна насущным проблемам современного художественного процесса, в недрах которого давно назрела Великая Цель: самопреодоление постмодерна. Люди устали от бесконечных иронических игр, засилья имитаций и фиглярского жонглирования разнородными стилистическими элементами. Налицо жестокий дефицит подлинности чувств. А так как постмодернизм в современном искусстве так или иначе тотален, выкарабкиваться можно, главным образом, изнутри.

Утлую лодчонку камерного проекта (6 художников, большая часть которых представила по одной-единственной работе) счастливым образом удалось провести между Сциллой стёба и Харибдой ура-патриотизма. Все участники выставки родились уже после окончания войны, но самому молодому из них, Алексею Гинтовту, уже стукнуло 39. Все они оказались способны пережить военную тему в цивилизованном диапазоне ракурсов - от экзистенциального до метафизического. Но генеральным лейтмотивом экспозиции оказался конный вектор, и особо заостриться хочется именно на нем.

Куратор Петровичев решил скрепить несколько разнородные части экспозиции хроникальным видеоизображением проезда маршала Жукова на коне в процессе знаменитого парада 24 июня 1945 года. Замедленные кадры параллельно транслировалась на видеомонитор и в проекции на стену, где эпохальная картинка была растянута в 16 раз. Мерно покачивающаяся под всадником лошадь вызывала неожиданные ассоциации: когда 5 мая в полуфинале Кубка УЕФА ЦСКА победил в Москве итальянскую «Парму» со счетом 3:0, армейские болельщики запустили над стадионом огромного надувного коня, который наподобие приснопамятной пинкфлойдовской свиньи сюрреалистически улетел в ночные небеса. Так уничижительная кличка ЦСКА – «кони» – оказалась дружелюбно обыграна и претворена в символ великой футбольной победы армейского клуба. А чарующе-приторможенный магнетизм плавно гарцующего жуковского коня словно символизировал запоздалый отход отечественного авангарда от концептуального антисталинизма Комара-Меламида и агрессивно-эпатажного глума Игоря Сергеева.

«Властные отношения всегда иррациональны, в них присутствует элемент гипнотичности, им не чужды состояния магического очарования», – писали 80 лет назад «Евразийские хроники». Гипнотические колебания конного Жукова предваряли главную работу выставки - войлочное полотно «Гроза» не чуждого евразийству Алексея Гинтовта.

Конные Сталин и Жуков озарены вспышкой молнии в грозовой степи. Этот величественный, но бесконечно далекий от кондового патриотизма, глубоко евразийский образ создан посредством нанесения нитрокраски спреем через трафарет на огромный кусок войлока. В процессе работы споры нитрокраски яростно рвались под трафарет, и Гинтовту приходилось кропотливо закреплять его булавками с интервалами в три-четыре миллиметра. Поистине немецкая тщательность! Но немец исстари был ненавистен евразийцам. «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой - наш злейший враг», - задолго до войны наказывал потомкам один из основоположников движения князь Н.С.Трубецкой.

Брутальная фресковость в сочетании с чеканной, геральдической стилистикой «Грозы» могли бы превратить ее в форменную икону евразийства, будь этот потенциальный акт в достаточной мере востребован историей. Как известно, согласно постулатам течения, главный факт истории Евразии - победа «степи» над «лесом». «Грозовые» лица Жукова и Сталина прорисованы так, что оба деятеля смахивают на каких-то воинов-сарматов, главарей орд бескрайней степной цивилизации, готовых сокрушить покусившуюся на их пространства силами хвойных демонов Шварцвальда лесную старушку-Европу. Примечательно, что в композиционном плане главной фигурой полотна является реальный военачальник Жуков, а Сталин оказывается какой-то гремучей смесью серого кардинала, хитроумного господаря и кукловода, эдакой византийско-иезуитской тенью за спиной могучего вояки-главнокомандующего. Это распределение ролей лишний раз обозначает удаленность концепции проекта от коммуно-патриотических канонов.

Менее монументально, но более человечно звучала нота этой удаленности в работе Александра Пономарева «Мой дед» - в сущности, простой увеличенной фотокарточке, покрытой кровавым шрифтом. Текст гласил, что запечатленный на негативе молодой человек с доверчивым взглядом - комиссар 242 полка 10 дивизии НКВД, который героически погиб 26 сентября 1942 года при обороне Сталинграда. Легко предположить, что дед Пономарева попросту служил в заградотрядах и был убит своими же соотечественниками, идущими на прорыв в отступление. У посетителей экспозиции был повод задуматься, не следует ли считать судьбу таких жертв войны даже более трагической, нежели тех, кто хрестоматийно принял смерть от рук немецко-фашистских захватчиков.

И словно для контраста в административном помещении галереи игриво стояла нашумевшая пару лет назад фаянсовая скульптура Дмитрия Цветкова «Наш мальчик терпит». Писающий западный фавн и наш пацан, в героически-стыдливом пароксизме удерживающийся от мочеиспускания. В ту пору иные остроумцы предлагали переименовать работу: дескать, это не наш парень терпит, а «Их мальчик ссыт»! Такие вот грани и оттенки постмодернистского патриотизма. В системе координат выставки эта комичная скульптурная группа неожиданно оказалась важнейшей оттеняющей доминантой. Для тех, кто заметил, конечно.

(c) ART-DIGGER, (c) ИА «Выборы-Инфо»